Журнал «Юность» - Журнал `Юность`, 1973-2
Где начиналась «Гордела»? Я хочу пригласить вас в село Макванети…
Обычное гурийское село. Зеленые, опоясанные террасами холмы. Крытые дранкой, черепицей, шифером дома — «ода» на сваях. Просторные дворы и дорожки к широким маршам лестниц. Поля, на которых высокой стеной встает кукуруза. Сельская площадь и огромные весы под навесом — начало и конец всех дорог и тропинок к нагорным плантациям. Врытые в землю под раскидистым орехом кувшины, и могучие лозы «изабеллы», подобно лианам обвивающие стволы деревьев… Можно набросать несколько более или менее достоверных эскизов Макванети, но сейчас Макванети возникает в памяти воплощением песенных образов стародавних и близких времен.
Песня — проверка ценности человека.
Приходили в дом сваты. «А чем богат Иеремия?» «Вы знаете, чем. Вы знаете, каков он в песне. Кто лучше него владеет старинным ладом? Никто. Вы знаете, какой у него голос и какие песни он поет».
Человек живет с песней. Значит, он будет добрым отцом и заботливым мужем. Научит детей ценить добро и воздавать за него. Он построит себе красивый дом, возделает щедрое поле. И когда настанет праздник, он сумеет объединить людей в нерасторжимую семью. И когда придет горе, он поддержит вдов и приласкает сирот…
Песня — это труд.
На рассвете люди уходят в лес. Вчера они валили стволы, а сегодня им надо вывезти их из чащобы. Будут строить дом. «Кто первый голос? Ты, Сардион? Начинай!» Сардион накидывает на плечи лямки и, напружинившись, взбадривает себя выкриком: «Элеса-а!» Восемь человек повторяют за ним это слово. Сдвинулось бревно, заскользило по жухлой листве. Восемь голосов выводят «Элеса» — у каждого своя нота, своя линия, словно люди не слушают друг друга, но так только кажется: согласованное движение напряженных мышц выверено сложной гармонией многоголосия. И когда люди из душной зеленой полумглы выходят навстречу свету и ветру и замолкает хор, никто не говорит: «Хорошо поработали». Если и скажет, так только: «Хорошо спели «Элеса!»
Так было в старом Макванети. Так и сегодня.
…На заре идем мотыжить кукурузу. На соседних участках нас уже ждут соседи. Все они глядят на Джимшера, взглядами подстегивают его: «Ну же, ну!» И вот бодрящим вызовом односельчанам звучит песенный возглас «Гордела», и люди подхватывают его. По всему полю, от края и до края, ходит «Гордела», песня-соревнование, песня-импровизация…
Как и в моем селе, как и во многих других селах Грузии, в Макванети все многообразие жизни — рождение человека, работа в поле, постройка дома, подготовка к охоте, свадьбы, праздники урожая — сопровождалось песней. В Макванети вот уже несколько веков творит песню певческий род Эркомаишвили.
Артема Эркомаишвили слушали Максим Горький и Ромен Роллан. «Счастлива страна, где живут такие люди, счастливы люди, у которых такая песня», — сказал французский писатель.
Внук Артема — Анзор создал «Горделу». Человек нашел золотоносную жилу. «Повезло», — сказали о нем. Быть может, и впрямь это так, только вот какое правило вывела жизнь: «везет» незаурядным людям. Анзору «повезло»: рядом с ним жил наделенный необыкновенным даром человек, чья изумительная память хранила текст и мелодии двух тысяч песнопений, никогда и никем не записанных.
Но почему «повезло» именно Анзору, почему именно он, а не кто другой сумел выразить неосознанную тягу многих и многих людей к творческому наследию народа?
Вряд ли здесь дело только в возможностях творческой личности. Повсеместный интерес к древнему зодчеству, изобразительному и прикладному искусству, песенному фольклору, к бесценным, покрытым паутиной вещам, закономерность, как это ни парадоксально звучит, предопределенная научно-техническими достижениями века. Такую мысль высказал Отар Тактакишвили:
— Техника, немыслимое еще полвека назад развитие средств массовых коммуникаций разрушат стены регионального отчуждения. Самоизоляция национальных культур губительна для них. Общение, в которое неизбежно вступают сегодня духовные ценности, становится фактором взаимообогащения национальных культур. Когда в твоем доме начинают звучать голоса всего мира, у тебя возникает желание ответить им своим неповторимым голосом. Хватит у тебя на это сил — и творческие достижения твоего народа станут достоянием общечеловеческой культуры.
Сил хватит, если ты наделен мужественным талантом.
Талантом молодым, дерзким, раскованным. Талантом, побуждающим к творческому соревнованию. Последнее чрезвычайно важно.
Анзор мне рассказывал:
— Когда я окончил школу, Артем сказал мне:
«Триста лет наш род песне служит, а никто из нас нотной грамоты не знает…» Я поступил в консерваторию. То было время, когда нас буквально затопила информация о поисках в области новых музыкальных форм и средств. Представьте себе деревенского паренька, впервые попавшего в большой город. Он жадно вбирает в себя неведомую новь, слушает музыку, слушает восторженные разговоры об удивительной структуре сверхсовременных произведений и незаметно для самого себя сравнивает их с тем, что знает с детства. Постепенно в нем зреет протест: да, все это чрезвычайно интересно, но почему никто не подумает о том, как мы богаты и как расточительны!
Я начинал понимать, что такое искусство Артема. Я страстно желал ему долгой жизни, но он угасал. Неужели конец вечной песне? Я был убежден: это искусство современно и оно необходимо нам…
Анзору всегда пелось, как дышалось. А тут он вдруг задумался над тем, как формируется этот невыразимо высокий, «тоньше тонкого», как говорят народные певцы, голос, и как это одному человеку удается так свободно распоряжаться голосовыми регистрами'… Начал записывать названия песен, вспоминал, как исполнялись они разными певцами. В первый день первых каникул попросил Артема напеть что-нибудь. Записал мелодию обычными нотными знаками, проиграл на фортепьяно и не узнал её: современная нотопись не совладала со звуками, звучавшими в голосе Артема намного выше полутонов.
И снова на помощь пришел Артем: «Попробуем применить «невмы». Обычно этими знаками народные певцы пользовались для того, чтобы облегчить новичкам разучивание незнакомой голосовой партии, способствовать быстрому вхождению в ансамбль. На этот раз «невмы» понадобились для прямой записи.
Анзор взял камертон, нашел нужную тональность, пометил начальную строку, а Артем, внутренне следуя за мелодией, пел кадансы, и Анзор записывал их… Они были несказанно счастливы, когда увидели, что новая запись сохраняет все голосовые оттенки, полутона, колорит песни.
Потом Артем сказал ему: «Я тебе такое спою…» И Анзор услышал хоралы. Он вспомнил соборные фрески, вспомнил мастеров, они «людей богами рисовали и в людях видели богов».
Он вернулся в Тбилиси, показал записи своим учителям, сокурсникам, руководителям Союза композиторов, и они сказали: «Это должны услышать все». И тогда он впервые подумал об ансамбле, который объединит искателей и исполнителей Великой Народной песни. Рядом были товарищи — одни пришли в консерваторию с берегов Губазоули и Натанеби, другие росли в Тбилиси, но всем им одинаково дорога и понятна была его мечта.
— Я мечтал о коллективе единомышленников, — говорит Анзор, — которому по силам будет и глубокая исследовательская работа и высокое иснолнительство. Я замышлял издание книг и нот. Хотел, чтобы как можно больше людей узнали о том, что они владеют неисчислимыми богатствами. Ансамбль «Гордела» осуществил эти замыслы. Теперь такую работу мы делаем в «Рустави». Считаю очень важным для себя и для моих товарищей то, что этот ансамбль родился именно в Рустави, городе очень современном и очень молодом. И Артем…
Анзор обрывает себя на полуслове. Долго молчит, листает рукопись своей последней книги, перебирает кассеты с магнитофонной лентой.
— После консерватории я пошел служить в армию, получал от Артема письма: «Как много нам еще надо записать!» И вдруг мамина телеграмма: «Дедушка скончался»… Я подумал: все кончено! Но вот почитайте!…
Я читаю письма, адресованные руководителю ансамбля «Рустави» Анзору Эркомаишвили. Письма из Кахетии и Мингрелии, Верхней Рачи и Гурии, Сванетии и Карталинии… «Мы живем в селе Хашми, очень старые люди. Приезжай к нам, пока мы живы. Мы тебе такую «мравалжамиер» споем, какую ты никогда не слыхал».
— Поехали. Записали. Изумительная вещь. И впрямь неизвестный вариант. Хотите послушать?
Он включает магнитофон. Какие-то неясные шорохи, звяканье утвари, шепот, смешки, надтреснутый, старческий голос: «Сандро, ты начнешь?» И вдруг тишина, а затем я уже не вижу Анзора — конкретный человеческий образ размыт поющими волнами, нахлынувшими на нас.
Л. ЛАЗАРЕВ
ТАМ, ГДЕ ГОРЕЛА ЗЕМЛЯ…
Сталинград, 1942 год. Фото Г. ЗЕЛЬМА
